Сытость делает человека приятным, голод — полезным» © М. Жванецкий
Телевидение переживает настоящий бум кулинарных шоу. По выходным, переключая телевизионные каналы, вы обязательно попадете на одно из них. Мода на кулинарные программы пришла к нам с запада. Такие шоу, выходящие там десятилетиями, уже создали целый культурный пласт. На их основе производят сериалы, бестселлеры, фильмы. Например, в Америке имел большой успех фильм «Джулия и Джулия: готовим счастье по рецепту», рассказывающий о жизни телевизионного повара Джулии Чайлд.
Зачастую, внимание к этим кулинарным шоу привлекают не блюда, которые там готовят, а харизма ведущих. Многие из них у себя на родине, да и не только, — стали телевизионными поп-звездами. Например, британские шеф-повара Джимми Оливер или Гордон Рамзи.
Нам же хочется вспомнить пример «нетленки» отечественной эстрады. Ведь давным-давно, когда деревья были большими, а юмор добрым, — на голубых телеэкранах страны и сценах театров миниатюр блистал актерский дуэт эксцентричных одесситов Романа Карцева и Виктора Ильченко. Билеты на их концерты достать было невозможно. Почти каждое выступление становилось легендой. А тексты Михаила Жванецкого, в их исполнении, приобретали неповторимую эмоциональную окраску. Среди них попадались и репризы, написанные на гастрономическую тему, да такие что «язык проглотишь и пальчики оближешь»…
«Писатель из-за телевидения не исчез, но читатель пропал» © М. Жванецкий
Михаил Жванецкий — народный артист Украины (1999), заслуженный деятель искусств Российской Федерации (2001), член Союза писателей, автор книг и концертных программ, Президент Всемирного клуба одесситов, Почетный гражданин Одессы. Родился Жванецкий 6 марта 1934 года в Одессе на Молдаванке, в еврейской семье врачей. В 1956 году окончил Одесский институт инженеров морского флота, работал в одесском торговом порту механиком. Там, общаясь и работая с разными людьми, подмечал ситуации, особенности речи, интонации, которые потом прозвучат в его эстрадных миниатюрах. Много материала «за жизнь» было усвоено им в одесском дворике на Старопортофранковской 133, возле Привоза, где Жванецкий жил с мамой Раисой Яковлевной.
На фото дворик, где прошло детство и юность сатирика: со скрипучими деревянными лестницами, застекленными верандами и двумя огромными, ветвистыми деревьями посреди двора. Летом их кроны укрывали здешних обитателей от полуденного зноя, а между их стволами, на натянутых веревках сушилось выстиранное белье.
Горожане до сих пор передают из уст в уста якобы лично услышанную от самого Жванецкого шутку по поводу того, как его здесь отыскать: «Найти меня очень легко. Заходите ко мне во двор, и несколько раз громко зовите: «Рабинович!» Уверяю, откроются все окна, кроме одного. Это и будет мое окно, потому что все у нас во дворе Рабиновичи, и только один я — Жванецкий«.
В свободное время Жванецкий занимался любительским эстрадным театром «Парнас-2», там он и познакомился с Романом Карцевым и Виктором Ильченко, которые позже стали исполнителями известных эстрадных номеров. Впоследствии для них, в общей сложности, Жванецкий написал более 300 миниатюр и монологов.
Именно эту талантливую троицу из одесского молодежного театра приметил Аркадий Райкин во время гастролей Ленинградского театра миниатюр. Скоро Роман Карцев и Виктор Ильченко получили приглашение работать со знаменитым артистом. Следом за ними, в 1964 году, оставив родной город и работу, в Ленинград к Райкину уезжает и Жванецкий на должность заведующего литературной частью.
В 1969 году Ильченко, Карцев и Жванецкий ушли из театра Райкина и, вернувшись в Одессу, создали свой театр миниатюр. Но через 10 лет они вернулись в столицу, где организовали Московский театр миниатюр, под руководством Жванецкого.
В 70-80-х актерский дуэт Карцев-Ильченко в жанре эстрадной репризы приобрёл огромную популярность у зрительской аудитории благодаря выступлениям в телевизионной программе «Вокруг смеха». Всенародную любовь и известность получили многие юмористические номера в их исполнении. А Михаил Жванецкий стал одним из самых популярных авторов «магнитофонной культуры» СССР.
Первый сборник миниатюр М. Жванецкий опубликовал в 1977-ом году. Сегодня его творческий багаж состоит из 10 книг, включая полное собрание сочинений в 5 томах, и 3 аудиокниг.
Между строк произведений юмориста и сатирика, угадывается драматург и трагик. Жванецкий смог соединить карнавальность сюжетов и богатство языка Бабеля с ироничностью и остроумием Ильфа и Петрова.
Сейчас он по праву считается патриархом одесского юмора и не устает удивлять глубиной своего таланта. Таланта, которым его щедро наделила родная одесская земля. По признанию самого Жванецкого, давно перебравшегося жить в Москву: «Лучший город — Петербург, а любимый город — Одесса«.
Двор, в котором вырос Михаил Жванецкий, был типично еврейским, и архитектура здесь была соответствующая: все окна и двери выходят внутрь. «Людям даже праздника никакого не надо было, чтобы собраться вместе. Соседи брали у кого что есть вкусного, выносили во двор и ужинали за одним столом, делились новостями. Это было в порядке вещей. Все были, как большая семья и знали все друг про друга. В такой атмосфере и рос Михаил Михайлович» — говорят местные старожилы.
По словам владельца одного одесского ресторанчика, Жванецкий неприхотлив в еде, но он
Роман Карцев — Раки по пять рублей
В некоторых двориках Молдованки горожане до сих пор любят по выходным обедать и ужинать вместе, вынося во двор столы, стулья, закуски, щедрые основные блюда, которые готовят загодя. Ведь южная кухня требует неторопливости и времени, на скорую руку ничего не получится. Чего только стоит известная рыба «фиш«: процесс фаршировки требует ювелирной точности и несколько часов, чтобы отделить косточки от филе, аккуратно снять кожицу, приготовить начинку и запечь блюдо в духовке. Гурманы утверждают, что классическую «гефилте фиш» готовят, снимая с целой рыбы кожу чулком.
(Статья о московском художнике В. Любарове)
Не мало времени у хозяек на юге уходит и на приготовление других сложных блюд: котлет, голубцов, вареников и пирожков, ведь каждый экземпляр должен быть миниатюрным и презентабельным.
И конечно ни одно застолье здесь не обходится без помидоров – их подают свежими, солеными, маринованными, консервированными…
Но традиционно праздничный обед в Одессе начинают с закусок – форшмака и салатов. Форшмак (в переводе с немецкого – «предвкушение«) – блюдо из рубленой селедки, яблок, яиц и орехов, которое намазывают на черный хлеб. Согласно легенде, рецепт форшмака не менялся с 1913 года, когда он появился в Одессе.
«Настоящий прагматик высматривает блюдо не в меню, а на столах! Вещи — не в магазинах, а на людях! Книги — в руках». © М. Жванецкий
Следуя заветам классика, мы предлагаем высмотренную эстрадную миниатюру «Воскресное утро». Это «аудио-кулинарное шоу» в исполнении Ильченко и Карцева неизбежно вызывает у зрителей приступ вожделения к еде и добродушный, самокритичный смех.
Предупреждаем! Просмотр данной репризы может привести к набору излишнего веса! 
«Литература – это искусство избегать слов». © М. Жванецкий
Воскресное утро (полный текст репризы М. Жванецкого)
«Утро страны. Воскресное. Еще прохладное. Потянулась в горы молодая интеллигенция. Потянулись к ларьку люди среднего поколения. Детишки с мамашками потянулись на утренники кукольных театров. Стада потянулись за деревни в зеленые росистые поля. Потянулись в своих кроватях актеры, актрисы, художники и прочие люди трудовой богемы и продолжали сладко спать.
А денек вставал и светлел, и птицы пели громче, и пыль пошла кверху, и лучи обжигали, и захотелось к воде, к большой воде, и я, свесив голову с дивана, прислушался к себе и начал одеваться, зевая и подпрыгивая.
Умылся тепловатой водой под краном. Достал из холодильника помидоры, лук, салат, яйца, колбасу, сметану. Снял с гвоздя толстую доску. Вымыл все чисто и начал готовить себе завтрак.
Помидоры резал частей на шесть и складывал горкой в хрустальную вазу. Нарезал перцу красного мясистого, нашинковал луку репчатого, нашинковал салату, нашинковал капусты, нашинковал моркови, нарезал огурчиков мелко, сложил все в вазу поверх помидор. Густо посолил. Залил все это постным маслом. Окропил уксусом. Чуть добавил майонезу и начал перемешивать деревянной ложкой. И еще. Снизу поддевал и вверх. Поливал соком образовавшимся – и еще снизу и вверх.
Чайник начал басить и подрагивать. Затем взял кольцо колбасы крестьянской, домашней, отдающей чесноком. Отрезал от него граммов сто пятьдесят, нарезал кружочками – и на раскаленную сковородку. Жир в колбасе был, он начал плавиться, и зашкворчала, застреляла колбаса. Чайник засвистел и пустил постоянный сильный пар. Тогда я достал другой, фарфоровый, в красных цветах, пузатый, и обдал его кипяточком изнутри, чтобы принял хорошо. А туда две щепоточки чайку нарезанного, подсушенного и залил эту горку кипятком на две четверти. Поставил пузатенького на чайник, и он на него снизу начал парком подпускать…
А колбаса, колбаса уже сворачиваться пошла. А я ее яйцом сверху. Ножом по скорлупе – и на колбаску. Три штуки вбил и на маленький огонек перевел.
А в хрустальной вазе уже и салатик соком исходит под маслом, уксусом и майонезом. Подумал я и – сметанки столовую ложку сверху для мягкости. И опять деревянной ложкой снизу и все это вверх, вверх. Затем пошел из кухни на веранду, неся вазу в руках. А столик белый на веранде сияет под солнышком. Хотя на мое место тень от дерева падает. Тень такая кружевная, узорчатая.
Я в тень вазу с салатом поставил, вернулся на кухню, а в сковородке уже и глазунья. Сверху прозрачная подрагивает, и колбаска в ней архипелагом. И чайник… Чайник… Снял пузатого и еще две четверти кипяточку. А там уже темным-темно, и ароматно пахнуло, и настаивается. Опять поставил чайник. Пошел на веранду, поставил сковороду на подставку. Затем достал из холодильника баночку, где еще с прошлого года хранилась красная икра. От свежего круглого белого хлеба отрезал хрустящую горбушку, стал мазать ее сливочным маслом. Масло твердое из холодильника, хлеб горячий, свежий. Тает оно и мажется с трудом. Затем икрой красной толстым слоем намазал.
Сел. Поставил перед собой вазу. В левую руку взял хлеб с икрой, а в правую – деревянную ложку и стал есть салат ложкой, захлебываясь от жадности и откусывая огромные куски хлеба с маслом и икрой.
А потом, не переставая есть салат, стал ложкой прямо из сковороды отрезать и поддевать пласты яичницы с колбасой и ел все вместе.
А потом, не вытирая рта, пошел на кухню, вернулся с огромной чашкой «25 лет Красной армии». И уже ел салат с яичницей, закусывая белым хлебом с красной икрой, запивая все это горячим сладким чаем из огромной чашки. А-а… А-а…
И на пляж не пошел. А остался дома. Фу… сидеть… Фу… за столом… Скрестив… фу… ноги… Не в силах отогнать пчелу, кружившую над сладким ртом… Фу… Отойди…
Так я сидел… Потом пошел. Ходить трудно: живот давит. Стал шире ставить ноги. Дошел-таки до почтового ящика. Есть газеты. Одну просмотрел, понял, что в остальных. А день жарче… Накрыл посуду полотенцем, надел на бюст легкую безрукавку, на поясницу и ноги – тонкие белые брюки, светлые носки и желтые сандалии, на нос – темные очки и пошел пешком к морю.
Навстречу бидоны с пивом. Прикинул по бидонам, двинул к ларьку. Минут через десять получаю огромную кружку. Отхожу в сторону, чтобы одному. Сдуваю пену и пью, пью, пью. Уже не могу…
Отдохнул. Идти тяжело. Уже полпервого. Поджаривает. На голове шляпа соломенная. В руках авоська с закуской и подстилкой.
Блеснуло. Узенько. Еще иду. Шире блеснуло. И уже блестит, переливается. Звук пошел. Крики пляжные, голоса: «Мама, мама…», «Гриша, Гриша!», «Внимание! Граждане отдыхающие…» А внутри пиво, салат… Фу!.. Ноги стали в песке утопать. Снял сандалии, снял носки. Песок как сковорода. А!.. Зарылся глубже. О! Прохлада. Занял топчан. Сел. Раздеваюсь. Сложил все аккуратно. Палит. Терплю. Солнце глаза заливает потом. Терплю, чтобы потом счастье. Медленно, обжигаясь, иду к воде.
А вода, серая от теплоты, звонко шелестит и накатывается. Не стерпев, с воем, прыжками, в поту кидаюсь… Нет! Там же не нырнешь. Там мелко. Бежишь в брызгах. Скачешь. Ищешь, где глубже. Народ отворачивается, говорит: «Тю».
А ты уже плывешь… Холодно. Еще вперед. Набрался воздуха и лег тихо. Лицом. Глаза открыты. Зелено. Тень моя, как от вертолета. Покачивает. Рыбки-перышки скользнули взводом. А-а-ах! Вдохнул. Снова смотрю. Там ничего. Песок и тень моя. Как от вертолета. А-а-ах! Снова воздух, и поплыл назад.
А когда выходишь, то, невзирая на пиво, и салат, и сорок лет, вырастаешь из воды стройным, крепким, влажным. Ох, сам бы себя целовал в эти грудь и плечи…
Нет, не смотрят. Ну и черт с ними. Ай, песок, ай! Бегом к топчанчику. И животом вверх. И затих.
Опять слышны голоса: и «мама», и «Гриша», и «граждане отдыхающие», «а я тузом пик», «он у меня плохо ест»… Звуки стали уходить. Пропадать…
– Вы сгорели, молодой человек!
А! Что?.. Фу! Бело в глазах. Побежал к воде. И, раскаленный, красный, расплавленный, шипя, стал оседать в прохладную сероватую воду. Проснулся и поплыл.
Какое удовольствие поесть на пляже! Помидоры я макал в соль. К ломтику хлеба пальцем прижимал котлетку, а запивал квасом из бутылки, правда, теплым, но ничего. Помидоры в соль. Кусочек хлеба с котлеткой, молодой лучок в соль и квас прямо из бутылки.
Какое мучение одеваться на пляже! Натягивать носки на песочные ноги. А песок хрустит, и не стряхивается, и чувствуется. В общем – ой!
Шел домой. Уже прохладней. Солнце садится куда-то в санатории. На дачах застилают столы белыми скатертями и женщины бегают из фанерных кухонь к кранам торчащим. А из кранов идет вода. Дети поливают цветы из шлангов. Собаки сидят у калиток и следят за прохожими. Полные трамваи потянулись в город. С гор пошла молодая интеллигенция. Очереди от киосков разошлись. Стада вернулись в деревни. И медленно темнеет воскресный день».